Психология часто удостаивается насмешек за давно навязшие на зубах клише, которыми непрестанно оперируют терапевты и их тщательно зомбированные пациенты.
Да и популяризация психологии играет с ней самой злую шутку — любая словесная формула утрачивает изначально вложенный в нее смысл, если ее постоянно повторять на разные голоса, к месту и не очень. Не зря Библия требует не поминать имя Господа всуе — как раз для того, чтобы эмоциональная значимость имени божьего не затерлась от неуместной и легкомысленной болтовни.
В психологии эта проблема лезет изо всех щелей. Говоришь вот человеку, что он себя не любит, пытаясь указать на весь тихий ужас его ситуации, когда вся его жизнь была планомерным уничтожением собственной души. А в ответ получаешь какую-то легковесную чепуху вроде — «Ой, конечно, я себя не люблю. Это же очевидно! Скажите что-нибудь, чего я не знаю!»
И все это потому, что про нелюбовь к себе треплются постоянно и повсюду, безо всякого понимания глубины проблемы. В современном мире непрерывного и всестороннего информационного обмена слова утрачивают свой магический смысл, выхолащиваются до состояния пустой обертки от конфеты, которую никто не пробовал на вкус.
Даже если б можно было выразить в словесной формуле высшую истину нашей жизни, то и она бы отскакивала от наших закостенелых постоянно что-то бубнящих себе под нос мозгов так же безнадежно, как комар, бьющийся в окно.
Слова способны передавать настроение, но даже, когда оно в них заложено, до слушателя частенько долетает только информация. Причин для этого может быть много: слова не те, слушатель не готов, момент не подходящий, оратор слаб… Но хуже всего, когда в словах ничего кроме информации и не было изначально.
О психологии и душевных проблемах очень легко говорить. Лексический аппарат для таких бесед давно выработан, отполирован и низведен до уровня понимания любой «кухарки». Прекрасное и одухотворенное времяпрепровождение — поговорить вечерком за самоваром о душе и психологии. Совершенно бессмысленное занятие, которое, однако, оставляет на душе благостное ощущение проделанной над собой духовной работы. Лживое ощущение.
«Надежда умирает последней» — так говорят, и это ценное замечание для какой-нибудь поучительной истории про героя, который выжил и добился своего, несмотря на все, казалось бы, безнадежные обстоятельства.
Но и вне рамок подобного назидательного контекста присказка остается верна — надежда действительно умирает последней… даже, если это совершенно не к месту.
Оптимизм или пессимизм — без разницы. В обоих случаях где-то там, в глубине души живет надежда на лучшее — просто для пессимистов все лучшее в худшем, а суть остается той же самой. Надежда всегда живет у нас внутри и часто сильно нас выручает, оказываясь последней точкой опоры в сложных жизненных обстоятельствах. Но не менее часто тот же самый внутренний механизм играет с нами очень злую шутку.
На что мы надеемся? В самом хорошем и конструктивном смысле — это надежда на свои собственные силы, на то, что я справлюсь, надо только не терять присутствия духа. В философском и тоже хорошем смысле — это надежда на Бога, на то, что все происходящее имеет свои необходимые причины и следствия, и не мне судить о том, хорошо это или плохо, нужно просто продолжать делать, что должно, и будь, что будет.
Но есть и еще одна надежда, от которой не веет таким суровым холодом, как от первых двух. Наоборот, эта надежда теплая и уютная — надежда на то, что все обойдется само собой. Как в китайской поговорке, но только в извращенном ее понимании — если достаточно долго не решать проблему, рано или поздно она исчезнет.
Одну из точек зрения мы уже обсуждали в статье про лень и ее защитную функцию. Часто мы не следуем своим планам, потому что на самом деле хотим чего-то диаметрально противоположного, но чаще как раз бывает другая ситуация — когда не делаются те дела, которые мы действительно хотели бы сделать, что-то такое, чего требует от нас сама наша сущность. А почему так?
Выполнение любого дела — это череда выборов, череда больших и маленьких решений, за каждое из которых придется нести ответственность. Ответственность в том смысле, что каждый из этих шагов ставит нас перед лицом правды о самих себе. Каждый шаг окончательно и бесповоротно характеризует нас, как человека — кто мы есть на самом деле, что из себя представляем, на что годимся. И вот здесь вот и возникает главный напряг — в страхе столкновения с реальностью, с тем кто мы есть на самом деле, вопреки всем своим радужным представлениям.
Страх правды, страх честного взгляда на самого себя, страх того, что годами выстраиваемая иллюзия о своей собственной сущности рухнет от одного неловкого движения. И чем дальше наши представления о себе от реальности, тем страшнее нам принимать решения и совершать реальные поступки. Как карточный домик — чем выше его строишь, тем осторожнее приходится быть, а в конце концов уже даже и дышать страшно, чтобы не сдуть ненароком все эти построения.
Например, в ситуации, когда есть давно изжившие себя отношения, которые в глубине души давно уже хочется прекратить. Пусть не любовные, пусть — дружеские для простоты примера. И вот этот «друг» периодически возникает на горизонте со своими проблемами и жалобами на жизнь. С одной стороны, хочется его послать куда подальше, с другой — он вроде бы когда-то мне помог и, вообще, посылать друзей к черту — это не по-людски.
И вот внутри начинает зреть напряг — нужно определиться, нужно принять решение, что делать с ним дальше — послать и стать от этого плохим в собственных глазах или продолжать ему потакать из страха оказаться бесчувственным эгоистом. И там, и там — ответственность, и там, и там — трудность. Отказать другу в дальнейшей возне с его проблемами, значит расписаться в собственном эгоизме, продолжать ему потакать — значит расписаться в собственной слабости и трусости.