Нет, с темой зрелости и развития мы еще не покончили — надо написать еще кое-что, а потом еще кое-что, чтобы закрыть ее окончательно.
Начало истории смотрите в предыдущих двухстатьях. А в этот раз разберемся, где граница между инфантильностью, зрелостью, мудростью и пробуждением, и каким образом сознание переходит из одного агрегатного состояния в другое… твердое, жидкое, газообразное и плазма — в общем-то, довольно похоже.
Разумеется, и эти понятия, и границы между ними абсолютно условны — нет никакой настоящей инфантильности, мудрости или зрелости. Далее по тексту эти слова используются только для того, чтобы хоть как-то обозначить те стадии развития сознания, через которые проходит или, точнее, может пройти человек в течение своей жизни. Идея о том, что человек должен развиваться и в итоге дорасти до мудрости или пробуждения — это тоже большая условность. Но об этом поговорим отдельно, а пока давайте представим, что заложенный в человека потенциал все-таки может и должен быть полностью раскрыт.
Считайте дальнейший текст манифестом этого года — концептуальной и идейной основой для дальнейших начинаний, подведением итогов десятилетней работы и утолением моей личной страсти к систематизации. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь объяснил мне все это лет так пятнадцать назад — сильно ускорило бы процесс и уберегло от множества ошибок. С другой стороны, тогда не было бы мотива обо всем этом рассказать самому.
В фильме «Бойцовский клуб» есть одна чудесная сцена — та, что с химическим ожогом. В тот момент, когда герой Эдварда Нортона начинает понимать, зачем Тайлер с ним это делает, он говорит — «Я все понял, отпусти», но тот отвечает — «Нет, у тебя преждевременное просветление!» и продолжает экзекуцию, пока до мистера умника не дойдет по-настоящему. Одного только понимания мало. Самоуговоры, медитации и заклинания не помогут, умных мыслей и красивых теорий никогда не будет достаточно. Чтобы действительно что-то изменить требуется нечто гораздо большее — инсайт, озарение, осознание.
Это то, с чем постоянно приходится иметь дело психологам — терапевтического эффекта невозможно достичь одними только объяснениями. Можно выстроить замечательную всеобъясняющую теорию, но это не будет иметь никакого значения, пока человек сам не выведет ее из своего непосредственного опыта. Смысл здесь не в том, чтобы воспроизвести цепочку размышлений терапевта, а в том, чтобы внимательно исследуя свой внутренний мир обнаружить ту же самую истину у себя внутри.
Инсайт — это не результат интеллектуальных вычислений, это спонтанное интуитивное усвоение имеющегося опыта, которое лишь задним числом оформляется в слова и может быть выражено как некое «понимание». Чтобы по-настоящему что-то осознать, нужно увидеть это собственными глазами. А когда мы говорим об осознаниях психологических, то это что-то должно предстать перед внутренним взором. Предстать с такой очевидностью и неопровержимостью, что отвертеться от этого больше не будет никакой возможности. Вот, за что идет сражение в терапевтической работе — за то, чтобы человек своими глазами увидел то, чего не видел и не хотел видеть раньше. Не понял, не догадался, не предположил, не вычислил, а увидел, усвоил, впитал и интегрировал.
Во времена Фрейда психологам было намного проще — люди попадали к ним в руки тепленькими, не перегруженными всякими психологическими теориями, без самопальных диагнозов и без готового плана лечения, которому терапевт должен следовать, чтобы понравиться своему пациенту. Но с широким распространением психологических знаний все стало намного хуже и сложнее — теперь у каждого человека в голове уйма теорий о том, что именно с ним происходит, и, как это лечится. И даже если теория более-менее верна, это совсем не помогает реальной работе — знание ответа в конце учебника лишь саботирует учебный процесс и приводит к подмене реального осознания поверхностным и не имеющем терапевтической силы пониманием.
То же самое происходит в медицине и то же самое происходит в сфере духовных поисков. Проблема отнюдь не нова — в полную до краев чашку, свежего чаю не нальешь. И такое же затруднение происходит в теме зрелости, когда красивые философские или духовные идеи, понятые лишь интеллектуально, подменяют собой реальное осознание, которое может быть достигнуто лишь в процессе достижения этой самой зрелости. Книги и проповеди здесь не помогут.
В давние советские времена, какими я их помню, в детях воспитывали идею о том, что нужно быть человеком с большой буквы. И это не ощущалось каким-то насилием над беззащитной детской психикой, наоборот, в этом виделось что-то глубокое и манящее, призыв к подвигу, который в своей жизни должен совершить каждый — преодолеть себя, переступить через свои слабости, сделать правильный выбор, прожить свою жизнь в полную силу.
В этом была своя красота и романтика. Стать великим путешественником, геологом на полярной станции, большим художником или композитором, космонавтом в межзвездном пространстве, совершить научный прорыв, покорить высочайшие вершины, исследовать глубины океана и наравне со всем этим… стать Настоящим Человеком. Вот, о чем мы мечтали в детстве — прожить эту жизнь осмысленно и с честью, совершить подвиг, а не просто жить ярко, богато и весело.
Возможно, мне повезло оказаться в семье и кругу таких вот романтиков, а все остальные жили в мире совсем иных приоритетов и ценностей. Сейчас это не важно — речь не о ностальгии по былым временам, а о той начальной установке в жизни, которую человек получает и которой затем придерживается. И если в семье ребенку не был задан вектор и начальное ускорение к тому, чтобы стать Человеком, то он практически обречен быть подхваченным волной ценностей и приоритетов гораздо более простых и приземленных — тех, что сулят больше удовольствия на единицу вложенных усилий.
Идея о том, чтобы прожить свою жизнь достойно и красиво все больше вытесняется идеей о «красивой жизни» — истинный вызов и подвиг человеческого бытия низводится до примитивных радостей жизни легкой, веселой и полной ярких впечатлений. Настоящее искусство подменяется пестрыми, красочными картинками, которые хоть и цепляют взгляд, но к настоящему искусству не имеют никакого отношения. Ведь подлинная сила искусства не в том, чтобы человека «улыбнуть» или «расплакать», а в том, чтобы заставить его содрогнуться от осознания глубин, которые до этого были ему неведомы.
Глубочайшее удовольствие и удовлетворение человек получает в жизни не от простых и доступных радостей, а от того, что дается ему с большим трудом и заставляет продираться через суровые непролазные тернии. Это всегда сложно и это всегда рискованно, потому что до вершины можно и не добраться. Но красота жизни именно в этом — в процессе движения к вершине, вопреки всем страхам, опасностям и сомнениям. И награда здесь не в том, чтобы эту вершину покорить, а в редкой чести посвятить свою жизнь восхождению.
Но гораздо чаще жизнь разменивается на те простые радости, которые можно встретить у самого подножия, без особого риска и за недорого. Гораздо проще ходить проторенными тропами и нажимать на проверенные кнопки — семья, успех, признание, деньги, власть. Кому нужны холодные и опасные вершины, если здесь внизу так хорошо, тепло и сухо? Миллионы мух и argumentum ad populum во всей красе. Жизнь — предприятие для идеалистов… но это, конечно же, мнение идеалиста.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звёзды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как не тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.